Я промолчал, чувствуя, как ужас снова разливается внутри меня. Я вспомнил звуки, издаваемые Ириной, — словно кто-то топчется в слякоти.
— Оно действительно существует, а я не из тех, кто не верит своим глазам. Если ты еще сомневаешься, пойди и спроси об этом Дениса или Иру, — закончил Вит. Зарево костра превратило его глаза в красные бойницы.
— Это подло, Сосновцев. Они оба мертвы и…
— Заткнитесь оба! — завизжал я. — Ольга!
— Дима… — Голос девушки был похож на робкое дуновение ветерка, ее руки потянулись ко мне.
В воздухе повисла мертвая тишина. На небе загорались далекие звезды — такие далекие и холодные, но я с завистью смотрел на них, думая о том, как хорошо бы оказаться на одной из них с Ольгой прямо сейчас, подальше от этого непрекращающегося ужаса.
Костер хорошо разгорелся, и мы с Ольгой подобрались поближе к теплу.
Вдруг из темноты показался Ральф. Фыркая, он приблизился к нам и внезапно с довольным урчанием принялся копошиться в траве. Вит подошел к собаке, собираясь ее погладить, но вдруг отскочил от нее, как ошпаренный.
— А ну прочь! — заорал он, занося ногу для удара, но Ральф ловко увернулся и, грозно тявкнув, щелкнул зубами в нескольких миллиметрах от штанины Вита.
— Что там? — Я вытянул голову, пытаясь разглядеть, что вызвало гнев Виталия.
— Эта тварь лижет кровь! Кровь Ирки! Пошла отсюда!
Ольга вздрогнула, прижавшись ко мне плотнее. Я отстранился от нее и подошел к Виту.
— А ну вали отсюда, б…дь чертова! — продолжал он, замахиваясь ногой для удара.
Раздалось злобное рычание, челюсти Ральфа с молниеносной быстротой сомкнулись на щиколотке Вита.
— Ты, сука! — завопил он, прыгая на одной ноге, пытаясь освободиться от зубов собаки. Наконец Виту удалось вырваться, и он торопливо отбежал в сторону. Собака для приличия еще немного поворчала и с жадностью продолжила вылизывать траву.
Я в оцепенении наблюдал за ней. Ральф громко фыркнул и радостно заурчал. При отблесках костра я, чувствуя, как спазмы схватывают мой желудок, увидел, как овчарка ловко подхватила палец Ирины.
— Ну ладно, падаль. Жри свой ужин! — раздался за моей спиной глухой голос Виталия, и в следующее мгновенье оглушительный грохот разорвал ночь. Холодный воздух наполнился запахом пороха. Ольга нервно вскрикнула, но ее голос заглушил истошный вой.
Когда дым рассеялся, я увидел Ральфа, который в неистовстве кружился на одном месте, будто пытаясь поймать собственный хвост. Вскоре Ральф обессиленно опустился на землю, подняв на нас мутнеющие глаза.
Я хотел повернуться и уйти, но что-то, оказавшееся сильнее меня, заставляло стоять на месте как вкопанного и неотрывно смотреть в глаза умирающей собаке. В боку у Ральфа зияла огромная дыра, из нее хлестала кровь, унося с собой жизнь животного.
— Вит… Пристрели его… — прошептал я, с трудом разлепив спекшиеся губы.
Виталий, безучастно наблюдавший за агонией собаки, неспешно подошел к ней поближе.
— Прекратите! Прекратите это!!! — раздался полный боли голос Ольги.
Вит скривился, словно безуспешно пытаясь преподнести нам одну из самых обаятельных улыбок, после чего приставил ствол ружья к поникшей голове Ральфа и нажал на спусковой крючок.
БА-БА-А-Х!!!
Я закашлялся.
— Адиос, амиго, — печально произнес Вит, бросив ружье на землю. — Теперь у нас есть еда. — Парень зашелся в безумном хохоте.
Неожиданно я с ужасающей отчетливостью понял, как чувствует себя животное, попавшее в капкан, заслышав мерный топот сапог приближающегося охотника. Из леса повеяло мертвым холодом.
— По-моему, он сошел с ума. Я боюсь находиться с ним рядом. Как можно…
На небе взошла луна, постелив на успокоившемся ночном море серебристую дорожку. На чернильном небе вспыхивали все новые звезды, переливаясь и перемигиваясь невообразимыми фантастическими цветами.
Я задрал голову, отыскивая созвездие Большой Медведицы. Это единственное созвездие, которое я знаю, его еще в детстве научила меня распознавать мать. Знакомый «ковш» был на своем месте, безразлично взирая со своей высоты на нас.
— …только так. И никто не гарантирует, что он может выкинуть в следующий раз. Я точно…
Я вполуха слушал торопливый голос Игоря, сидящего на корточках у костра, его монотонная речь была для меня не более чем фоном, подобно старому трескучему радиоприемнику. Соглашаясь с его высказываниями, я изредка кивал и не отрываясь смотрел в лес.
«Если долго всматриваться в темноту, то скоро темнота будет всматриваться в тебя», — я вспомнил чье-то изречение, только кому принадлежало это высказывание, я не знаю.
После смерти Ирины мы в спешном порядке собрались и продолжили путь. Только безудержный страх позволил преодолеть нам непроходимые кустарники и заросли ежевики. Пройдя метров семьсот, мы нашли еще одну небольшую площадку у обрыва, где и было решено разбить лагерь. Ди мы так и не нашли, и никто не старался поднимать вопрос ее поисков. Думается, никто из нас уже не верил, что она жива.
Где-то внизу шумело море, угли жарко потрескивали. Скоро до ноздрей стал доноситься дразнящий запах жарящегося мяса.
— Дима! Эй! Ты слышишь меня? — Гуфи испуганно затряс меня за плечо, и я от неожиданности чуть не выронил прут с нанизанным на него ломтем мяса, срезанного десять минут назад с мертвой собаки.
Разделывали Ральфа мы с Гуфи — несмотря на слабые протесты последнего, я буквально силой заставил его снять с овчарки шкуру (давай, Игорек, привыкай!), а сам выпотрошил тушу (при этом Игорь дважды убегал в кусты, и я слышал, как его пустой желудок сотрясается в спазмах). Ножа у Игоря не было, и я отдал ему свой.