Они не поверили - Страница 105

105

Я завопил что есть сил, пытаясь сбросить с себя эту мерзкую тварь, но острые кривые когти намертво вцепились в мою голову, как маленькие кинжалы. По черепу несколько раз стукнуло что-то твердое и острое.

Сил кричать не было. Глаза ничего не видели — их заливала кровь. Сдирая с запястья кожу, как тесную перчатку, мне с неимоверным трудом удалось высвободить правую руку. Удары по голове продолжались, но становились все глуше (это я стал плохо слышать или он продолбил череп и теперь выклевывает мой мозг?) и реже.

Рука, казалось, весила несколько тонн. Но у меня получится.

Обхватив слабеющими пальцами что-то жесткое и большое, я с силой дернул. Злобное карканье сменилось хрипом. Из последних сил я дернул еще. В руке трепыхнулось оторванное крыло. Изувеченный ворон плюхнулся на землю и с ненавистью уставился на меня, как бы говоря: «Посмотри, что ты наделал, чертов ублюдок!»

Клокоча от ярости и боли, он заковылял в кусты и исчез.

Из облаков выглянула луна, посеребрив верхушки деревьев. На диске луны проглядывалось чье-то лицо. Я знаю его? Полуослепший, истекающий кровью, я пристально вглядывался в холодный круг и закричал. С луны на меня скалился череп, его челюсти двигались, будто он что-то хотел мне сказать.

Что-то крайне важное.

Вдруг боль исчезла. Вместе с ней куда-то подевались усталость и изнеможение. Я чувствовал себя прекрасно и был готов пройти хоть десять раз туда и обратно.

Дима ведь просто пошутил. Он просто играл со мной. Теперь я освобожусь и поиграю с ним. Теперь моя очередь.

Ты на некоторое время задержишь ее?

Теперь я вспомнил все. Эта болотная тварь, оказывается, все время находилась рядом с нами. Но я с ней разделался, так что задерживать некого. Настало время проучить Стропова с Ольгой, будут знать, как трахаться в недозволенных местах. Во всем виноваты Стропов и его маленькая сучка Ольга. Кто-то должен быть виноватым. Кто-то обязательно должен быть виноватым. Иначе вся боль, одиночество и депрессия не имеют ни малейшего смысла.

Распутывание лески не заняло много времени. Через некоторое время все было готово. Голова очень болит, но это ничего. Скоро мне станет значительно лучше, ха-ха!

Впереди замелькал свет. Кто это? Клим? Или кто-то ищет нас с фонарями? Ха-ха!

Я люблю тебя.

Эллиона.

Кто бы ты ни была, мы с тобой всегда будем вместе, и даже смерть не разлучит нас. Свет стал ослепительным. Вместе с ним пришел пронизывающий холод.

Молодой человек даже не понял, как его тело было разорвано надвое, словно лист бумаги.

* * *

Я проснулся оттого, что меня теребила за разорванную штанину Ольга. Застонав, я сел и стал протирать глаза. Море было тихим и кротким, солнечный диск только-только выглядывал из-за зазубренных верхушек гор, освещая нас золотом. Собственно, я и не спал. Провалился в забытье, вырубился, потерял сознание — да, но не спал.

Третий день в пути. Последний день.

Небо, уродливо-лиловое, точно кровоподтек, горело от ранней утренней зари. Я чувствовал, что сил почти не осталось, организм обезвожен. Руки судорожно дергаются, как у марионетки, которой управляет пьяный кукольник. Опухоль на той, в которую впилась змея, немного спала, но продолжала болеть. Сломанная в аварии нога ныла, ступня распухла настолько, что ботинок снять невозможно.

Ольга выглядит не лучше. Оставшаяся кроссовка того и гляди развалится. Она остервенело прижимает к груди какую-то истрепанную грязную тетрадь. Что это, стихи? Или дневник? Жаль, я не умею писать романы.

Воды осталось чуть-чуть. Нож я так и не нашел.

Вчера, после смерти Дианы, со мной вновь произошло это. Так сказала Ольга. Где Вит и что я с ним сделал, я не знаю и боюсь узнать.

Когда я пришел в себя, было уже темно. Мы с Ольгой прошли несколько метров вперед от этого страшного места, от этих петель, от мертвого тела Ди, которое после смерти выглядело как прежде, это была та девушка, которую я всегда знал, которую (любил) всегда хотел, но эти мягкие, слегка надутые, словно обиженные губки, да, я так обожал их ласкать языком, я хочу, я люблю…

Я не стал ее хоронить, а просто закидал ветками.

Темень была хоть глаза выколи (ха-ха-ха), и мы решили остаться. У нас оставалось четыре спички. Разжигая костер, я сломал две. Смешно, но огонь совсем не согревал нас. Тем не менее ночь прошла спокойно. В этот раз она не приходила.

Итак, мы встали и потащились дальше. Серая пелена застилала глаза, хотелось умереть и забыть весь этот кошмар, но никто и никогда не заставит забыть меня все…

Там вас ждет темнота.

Мы — избранные.

Мой мозг, казалось, плыл надо мной, как огромный воздушный шар на параде в майские праздники. Нам нужно идти — идти, шагать, хромать, ковылять, шаркать… Ползти.

И мы шли. Шагали…

— Ты… Ты думаешь, для нас было бы лучше всем повеситься? — проскрежетала Ольга.

— Теперь думаю, что да, — ответил я.

Часов не было, но я прикинул, что было уже примерно семь утра. Солнце стало припекать. Этот день был самым жарким из всех, что мы прожили в здешних местах.

* * *

Две умирающие фигурки упрямо продвигались вперед.

До Соловков оставалось чуть больше километра.

Соловки. Время 7:06

Савелий смотрел на дорогу. Морской бриз взлохматил его густые волосы. Григорий Завьялов сидел рядом на перевернутой кверху дном разбитой лодке, в его желтых от никотина пальцах дымилась сигарета.

Вчера, после того, как они вернулись в Апрелевку (нужно было завезти в морг обнаруженное в море тело рыбака), он доложил начальнику и связался с майором Зеленским. Последний сказал, что дело чрезвычайно важное и секретное, проинформировано УФСБ края, к месту направлено подразделение «Л», о котором Савелию и слышать-то не доводилось.

105